Турецкая операция «Источник мира» в приграничных районах Сирии может способствовать возрождению группировки «Исламское государство»* (ИГ). Некоторые аналитики считают, что после ухода американских войск исламисты смогут восстановить утраченные позиции, пользуясь слабостью силовых институтов. Проблема исламского радикализма актуальна и для России. Хотя после всплеска 90-х исламистская волна очевидно пошла на спад на Кавказе, тревожные тенденции сегодня отмечаются в других регионах — на Урале и в Сибири.
Существуют разные мнения по поводу радикализации исламской молодёжи в России. Одни исследователи, ссылаясь на данные опросов, считают, что эта проблема преувеличена. Да, когда в Сирии шли активные бои, из России уехали тысячи молодых людей, чтобы воевать на стороне «Исламского государства». Однако в сравнении с 20-миллионной исламской общиной России эти цифры ничтожны, поэтому говорить о массовой радикализации не приходится.
Другие аналитики видят тревожные знаки в том, что молодёжь всё больше уходит от институтов традиционного мусульманского сообщества и обращается к альтернативным общинам, существующим в Интернете. Далеко не все сетевые джамааты исповедуют радикальную идеологию, но в Интернете шанс наткнуться на экстремистские материалы гораздо выше. Именно на сетевую пропаганду сделали ставку террористы «Исламского государства», вербуя своих сторонников. Кроме того, участие Вооружённых сил РФ в сирийской операции часть российских мусульман восприняли отрицательно.
Директор центра исламоведческих исследований Академии наук Татарстана Ринат Патеев в разговоре с News.ru подчеркнул, что по его мнению, активность джихадистов в России постепенно идёт на спад. Сегодня всё больше молодёжи на Северном Кавказе и в Поволжье ведут светский образ жизни. Они далеки не только от исламизма, но и от религиозного активизма в целом, хотя и могут разделять определённые религиозные убеждения. Однако проблема есть, и одна из её причин — неспособность исламского духовенства найти подход к молодому поколению.
Данные опросов молодёжи в кавказских республиках дают почву для размышлений. Так, из всех опрошенных в 2015 году 30% молодых людей высказались отрицательно по отношению к российской операции в Сирии. Особенно высоко недовольство было в Ингушетии (64% опрошенных), а в Чечне 54% затруднились ответить на этот вопрос. В той же Ингушетии 12% молодёжи заявили, что люди, которые уехали сражаться на стороне «Исламского государства», «совершают джихад» — в два раза больше, чем в среднем по кавказским регионам. Стоит отметить, что подавляющее большинство кавказской молодёжи считает присоединение к ИГ ошибкой либо преступлением, но в Чечне снова высок процент тех, кто не стал отвечать на этот вопрос (41%).
Причины увлечения молодёжи радиальной идеологией зачастую довольно прозаичны: невозможность реализовать себя, семейные неурядицы, безработица и бедность. Как подчёркивает Ринат Патеев, почти всегда сначала происходит социальная радикализация, и только затем человек начинает увлекаться какой-либо экстремистской идеологией. При этом какую форму она примет — псевдоисламскую или неонацистскую, — зависит от ситуации и окружения молодого человека.
Исследователи отмечают, что все последние теракты или попытки их совершения были связаны с выходцами из центральноазиатских республик, а не с Северным Кавказом, как это было в 90-е. Вместе с выходцами из Центральной Азии терроризм мигрирует на Урал и в Сибирь. Одно из последних проявлений этого тревожного тренда — теракт в Сургуте, произошедший в августе 2017 года. Устроил его 19-летний Артур Гаджиев, который поджёг торговый центр и напал с ножом на прохожих, ранив восемь человек. Ответственность на себя взяла группировка «Исламское государство».
Проявления радикализма на Урале и в Сибири связаны в первую очередь с миграционным давлением, — отмечает Ринат Патеев. — Есть тезис, что приезжают мигранты и привозят с собой радикальную идеологию. Это не совсем так. Чаще всего они радикализируются уже в России. Дело в том, что приезжают люди из сельских регионов и оказываются в урбанизированном пространстве. Здесь возникает проблема адаптации. Если на родине у них были социальные связи, в новых условиях они рвутся, а связи в диаспоре не всегда могут это компенсировать. Это выливается как в вовлечённость в преступную деятельность, так и в процесс радикализации. Те группы, в которых мигранты ищут поддержки и понимания, нередко оказываются радикальными.
Есть версия, что всплеск центральноазиатского терроризма связан с внутренними процессами в Таджикистане. В 90-е в стране сложилась система, при которой к власти допускалась Партия исламского возрождения. В 2016 году она была запрещена, и республика лишилась организации, которая зачастую выступала буфером, аккумулирующим радикально настроенных мусульман, — многие лидеры ПИВТ уехали в Европу. В итоге некоторые её сторонники уехали в Сирию воевать на стороне ИГ. Есть основания полагать, что деньги на организацию терактов в данном случае выделяют кланы, недовольные президентом Таджикистана Эмомали Рахмоном, а «Исламское государство» служит для них своеобразным прикрытием в отсутствие альтернативы. Есть версия, что теракты пытаются организовать и на территории России, чтобы продемонстрировать российскому руководству, что оно якобы ведёт неправильную политику в Таджикистане, поддерживая Рахмона.
Но специалисты подчёркивают: несмотря на то, что радикальная идеология по большей части импортируется из-за рубежа, причины радикализации мусульманской молодёжи нужно искать в проблемах российского общества. В этом свете борьба с депрессивным состоянием российских регионов видится такой же важной, как борьба, собственно, с террористическими группировками и их последователями.
Любовь Глазунова, News.ru
Свежие комментарии