Президиум XXI съезда ВЛКСМ. 1990 год.
Продолжаем публиковать материал Е.В. Келпша о трагических для страны и народа последних годах эпохи СССР.
Нас водила молодость в сабельный поход
Итак, я стал официальным делегатом 21-го съезда Всесоюзного Ленинского Коммунистического Союза Молодёжи. Съезд был предпоследним, но в 1990 году об этом ещё никто не знал. Для нас, военных делегатов, путь на съезд пролегал через Конференцию комсомольского актива Вооруженных Сил СССР, которая проходила в самом конце января 1990 года в Москве. С датами, за давностью лет, могу немного «плавать», но, сопоставляя общую хронологию событий, ошибаюсь в сроках не более, чем на неделю.
На конференции были все выбранные от Военных округов делегаты съезда. Повестка дня мероприятия была схожей: отчет руководства комсомолом за все Вооруженные Силы, выработка общей линии поведения на съезде, напутственное слово Начальника ГлавПУ ВС СССР, и, самое интересное, выборы кандидатов для избрания в члены ЦК ВЛКСМ от Вооруженных Сил. Народ в зале был серьёзный, удивили курсанты-общевойсковики, с боевыми наградами и нашивками за ранения. Был даже один Герой Советского Союза. Это были ребята, срочниками прошедшие Афганистан. Много было моряков, они держались вместе, образуя этакий черный материк в нашем зеленом море. Офицеры почти все были с планками боевых наград и нашивками за полученные ранения и контузии, среди моряков выделялись подводники Северного Флота. Зал сдержанно гудел, но ощущение было предгрозовое. Чувствовалось кожей, что накипело на душе у этих людей столько, что ещё чуть-чуть, и вот она, критическая масса.
Председательствовал весьма почтенный полковник из ГлавПУ, он встал, попросил тишины и предоставил слово докладчику. На трибуну вышел очередной моложавый партийно-комсомольский клерк и запел старую добру песню о процентах ребят, вступающих в ряды ВЛКСМ в армии, об охвате масс комсомольским энтузиазмом, о бесценном вкладе первичных организаций в борьбу с неуставными взаимоотношениями и о чуткой заботе партийных организаций об армейском комсомоле… В зале нарастало напряжение. Когда докладчик добрался до задач комсомола Вооруженных Сил в новых условиях, которые заключались в том, чтобы оказывать всемерную поддержку политике ЦК ВЛКСМ и КПСС, и при этом налаживать взаимодействие с неформальными общественными организациями, народ не выдержал.
Встал очень рассерженный капитан-лейтенант, подводник, и зычным голосом заявил: «Товарищ докладчик, хватит сотрясать воздух! Мы сюда со всей страны добирались не для того, чтобы эту ахинею слушать. У нас, комсомольских работников низового звена, проблем и вопросов море, и никто, ни один из вас, слышать нас не хочет! Комсомол в Армии и на Флоте на грани гибели, а вам всё до лампочки. Скоро последние комсомольцы разбегутся, что вы-то делать будете? Кем руководить?» Моряк сел, а зал взорвался. Один за другим люди поднимались с мест и говорили, и обвиняли, страшно вымолвить, само ГлавПУ в бездействии, в очковтирательстве, в имитации работы. Председатель и господа в президиуме посовещались, и слово взял поджарый подполковник с внушительным рядом орденских планок. Неожиданно резким, командным голосом он сказал: «От президиума поступило предложение внести изменения в повестку дня конференции. Отчет о проделанной работе отклонить. Перейти к открытому обсуждению накопившихся вопросов и проблем. Конкретно доложите, чего вы хотите от ГлавПУ. Ну, и далее, по повестке дня».
Проголосовали единогласно. На трибуну стали выходить освобожденные комсомольские секретари от Армии и Флота, суть их выступлений сводилась к двум простым вопросам: как работать с комсомольцами, если все СМИ в стране, включая центральный орган ЦК ВЛКСМ газету «Комсомольская правда», занимаются откровенной антисоветской агитацией? И почему ГлавПУ молчит, когда не только неформалы, а высокопоставленные номенклатурщики из КПСС и ВЛКСМ поливают Вооруженные Силы грязью? В конце концов, составили письменный перечень вопросов и предложений для Главного военно-политического Управления ВС СССР. К сожалению, никто на эти вопросы так никогда и не ответил…
На этом первый день работы Конференции закончился. Делегатов отвезли на автобусах в гостиницу «Орлёнок», я поехал домой. Отец в это время уже служил в Москве. На втором дне предполагалось, что мы будем вырабатывать общую позицию для работы на съезде. Предложения в кулуарах были самые радикальные, например, набить морду всему ЦК ВЛКСМ, или исполнить хором стоя Гимн «Советского Союза» и демонстративно покинуть зал. До обсуждения таких инициатив дело не дошло, потому что внезапно в зал впорхнул Начальник ГлавПУ ВС СССР генерал армии Алексей Дмитриевич Лизичев.
Начальник ГлавПУ ВС СССР генерал армии Алексей Дмитриевич Лизичев.
Да-да, именно впорхнул, легко, изящно, его вдохновенное лицо излучало безмятежность и свет, зачесанные назад волосы струились волнами, в уголках губ пряталась кокетливая улыбка, глаза лучились. Посмотрите в интернете на его фото, и вы поймете, что значит «Облако в штанах». Он взлетел на трибуну (кстати, в зале никто не потрудился встать, комсомольское мероприятие же), обвел нас сияющим взором и изрёк что-то типа: «Дорогие мои товарищи комсомольцы! Юные комиссары! Ребята!» В зале возникла гробовая тишина. Алексей Дмитриевич нёс пургу. Мы так и не поняли, о чём он говорил. В конце он разразился длинным стихом собственного сочинения, он декламировал, как актер разговорного жанра, простирал к нам руку, чуть ли не посылал воздушные поцелуи. Когда он стих, тишина продолжалась. Президиум бурно зааплодировал, зал безмолвствовал. Председатель собрания поднёс генералу-декламатору букет цветов, изображая сыновнюю любовь и неиссякаемый восторг. Алексей Дмитриевич сдержанно его поблагодарил и быстро покинул нас.
Говорить никому ничего не хотелось, мы всё увидели и услышали. Кто-то всё же спросил с места: «А почему вы не передали ему перечень вопросов?» И тут председателя прорвало, он клеймил нас, он уличал нас в популизме, в сознательном разрушении устоев и воинской дисциплины. Он утверждал, что мы явно заигрались комсомольской романтикой и забыли, что мы прежде всего военнослужащие. Его несло бы ещё долго, возможно, что в конечном счете кто-нибудь из моряков или афганцев съездил бы-таки ему по лицу, но тут произошло нечто.
Снова распахнулись дубовые двери, и в зал тяжелой походкой уставшего человека вошел Он, собственной персоной Министр Обороны СССР генерал армии (маршалом он станет чуть позже) Дмитрий Тимофеевич Язов. Инстинкт сработал, мы взлетели в едином порыве. Не встали только моряки. Никто. Демонстративно. Язов только усмехнулся: «Садитесь». И обратился к морякам: «А у вас, молодые люди, ножки болят?» Моряки стушевались. Министр обвел нас всех тяжелым взглядом, «Ну что, комсомольцы-добровольцы? Всё разговоры разговариваете? В демократию играете? Молодцы, дело нужное. А я вам вот о чём хочу рассказать…» То, о чем далее говорил Министр, снова погрузило зал в звенящую тишину. Только в этот раз тишина была другая, мы, затаив дыхание, слушали каждое слово Дмитрия Тимофеевича. Он говорил негромко, иногда делая длинные паузы, как будто подыскивая слова. А рассказывал нам Министр о событиях, которые происходили в Баку с 13-го по 20-е января 1990 г. Про тяжелый, кровопролитный штурм города Советскими Войсками, про десятки убитых жителей армянской национальности, про сотни израненных и изувеченных, про изнасилованных девочек и сожженные дома. Про предательство и трусость должностных лиц, разложение местной партийной верхушки. Он сам лично был там, он рассказывал нам, как очевидец этих страшных событий. Тогда, в начале 1990-го, мы ещё не знали, что это только прелюдия. Что кровавая свистопляска в нашей стране только начинается, и многих из нас она вскоре поставит перед выбором: «с кем Ты?» А многим оборвёт жизнь. Фронтовик Язов говорил тихо, и мы чувствовали всё напряжение, всю силу ярости и гнева, которые испытывал Министр. И эти чувства передавались нам, переливались в зал. И мы понимали, что наши проблемы, наши вопросы ничто перед тем безжалостным и страшным, что уже происходило вокруг нас – погибала Страна!
Баку, январь 1990.
Через год с небольшим маршал Язов, честный Солдат, пойдёт до конца. Не разбираясь в тонкостях политики, он станет членом ГКЧП. И «товарищи» по Партии предадут ещё раз, готовым к решительным действиям войскам никто не отдаст приказа, и старый Маршал возьмёт всё на себя. Но это будет в августе 1991-го. А сейчас, здесь, в конце января 1990-го, в звенящей тишине затаившего дыхание зала, Солдат своей гибнущей страны, генерал-армии Язов негромким голосом говорил нам страшную Правду…
Последний маршал Империи.
Мы не заметили, когда он закончил. Что-то давило изнутри, хотелось крикнуть, встать, хотелось воздуха. Министр снова внимательно осмотрел нас, «Думайте, товарищи. Слушайте, смотрите, запоминайте и думайте!» Язов встал и пошел к дверям, весь зал беззвучно вытянулся в струнку. Возле дверей генерал остановился, повернулся к нам и сказал: «Спасибо. В добрый час». «Служим Советскому Союзу» - на одном дыхании ответили мы. Он вышел, а мы ещё продолжали стоять. Потом сели, все разговоры, вся наша суета казались уже неуместными. Понял это и хитрый лис-председатель. Оставшиеся вопросы повестки дня единогласно решили рассмотреть завтра, в третий, заключительный день Конференции.
Этот самый третий день прошел организованно, без ругани и балагана. Принципиально решили, что частных проблем поднимать не будем. На съезде предполагалось обсуждение целого ряда важных документов, в том числе, нового Устава ВЛКСМ. Этот Устав легально превращал Комсомол в эдакий кооператив, говоря современным языком, в ООО. Про воспитание молодежи в духе патриотизма и любви к Родине там уже не было ни слова, зато присутствовали пресловутые общечеловеческие ценности и необходимость комсомольским организациям от райкома и выше зарабатывать деньги. Так вот, решили принятие этих документов бойкотировать, а если кому удастся добраться до трибуны, донести нашу позицию до сведения пока ещё товарищей по ВЛКСМ.
Забавными были выборы кандидатов в ЦК. Я уже не помню сейчас, сколько у нас было мест в этом славном органе, но выборы проходили с хохмами. Когда осталась последняя квота, её никак не могли никем заполнить. Кто-то в шутку предложил даже разыграть её в лотерею. А член ЦК ВЛКСМ, это, на минуточку, номенклатура. Это как депутат региональной Думы, по-нынешнему. Когда всем это уже порядком надоело, с самого заднего ряда раздался звонкий голос: «Я предлагаю в качестве кандидата на избрание в члены ЦК ВЛКСМ выбрать меня». Все обернулись: это говорил старший лейтенант со стройбатовскими эмблемами. Самое замечательное заключалось в том, что старлей был мулатом. Да-да, самым таким мулатистым мулатом, кудрявый, очень смуглый, с характерным разрезом глаз. Его пригласили на трибуну. Не важно, что именно он говорил, но говорил напористо, уверенно, грамотно и как-то искренне, что ли. Не поверите, его выбрали! На этом оптимистическом аккорде закончилась наша Конференция. Все потянулись отмечать командировочные предписания, кто-то получал какую-то литературу, народ группировался по направлениям, кому куда ехать. Я отправился домой, назавтра мне нужно было явиться в часть, дислоцированную в пгт Нахабино, для прохождения войсковой стажировки. Впереди была эта самая стажировка, последняя курсантская сессия, отпуск и ударное написание дипломного проекта, в которое вклинивался 21-й съезд ВЛКСМ. Что было на съезде? Интересно было, хотя иногда и противно. Многих интересных персонажей увидел я там, Геннадий Андреевич Зюганов даже предложение мне сделали-с пойти после выпуска на работу в Отдел Пропаганды ЦК КПСС. Но обо всём по порядку в следующей статье.
С пламенным комсомольским приветом.
Молодость в сапогах
Свежие комментарии